Возможна ли свобода в России?

10 марта в Высшей школе экономики прошел круглый стол «Полтора столетия освобождения: что дальше?», организованный факультетом прикладной политологии ВШЭ. С докладами выступили академик Российской академии наук Юрий Пивоваров и заместитель декана по научной работе факультета прикладной политологии ВШЭ Михаил Ильин.

Юрий Пивоваров также является директором Института научной информации по общественным наукам Российской академии наук (РАН).

Перед началом обсуждения декан факультета прикладной политологии Андрей Мельвиль сообщил, что нынешний круглый стол — продолжение дискуссии, начатой в годовщину отмены крепостного права в Институте научной информации по общественным наукам (ИНИОН), докладчики те же, а вот тема немного изменилась. Во время первой дискуссии, напомнил А. Мельвиль, пришли к выводу, что говорить о свободе рано, скорее, речь должна идти о поиске пути к ней. Поэтому и фокус рассуждений решили сместить с исторических событий девятнадцатого века на состояние свободы в России сегодняшней и завтрашней. Что было сделано и не сделано для освобождения за полтора столетия? Что следует доделать или переделать нынешним поколениям? Кто и как обретал и утрачивал свободу в нашей стране? Как и почему освобождение оборачивалось неволей, а обретение воли — несвободой? В каких институтах, структурах и практиках воспроизводится наша несвобода? В чем и как ритмы нашего освобождения согласуются или не согласуются с мировыми? Эти вопросы стали центральными в обсуждении. Немаловажным аспектом, по мнению Андрея Мельвиля, представляется и проблематика внешних влияний. Безусловно, корни происходящего в нашей стране российские, но «волны влияния» извне периодически «накатывают».

Михаил Ильин, определив свободу как процесс и «огромный труд» по освобождению, предположил, что гораздо важнее выяснить, что скрывается за несвободой. Иными словами, что противостоит свободе? Является ли это враждебным по отношению к свободе? По его мнению, свободе противостоит нужда и вражда. Свобода и несвобода — огромная научная задача, требующая решения; в отечественной науке, к сожалению, это большая лакуна. Например, интересно, почему происходят отступления от завоеваний, иногда «мягкие», иногда — резкие?

По мнению М. Ильина, свобод существует много: политическая, экономическая, культурная, религиозная и прочие. И каждую из них надо закрепить, чтобы смягчить возможный откат к несвободе. А он будет, так как в любом процессе бывают сбои и помехи. Поэтому беспокоиться о свободе нужно всегда, особенно когда она достигнута.

Юрий Пивоваров предложил свои рассуждения о свободе и освобождении, сформулировав и обосновав несколько тезисов.

Во-первых, в России идеи никогда не возникали самостоятельно, для этого всегда был необходим импульс со стороны. Конечно, заимствованные идеи дополнялись и перерабатывались, причем так, что на выходе получалось нечто новое и совершенно порой не похожее на то, что пришло извне. Эти идеи не были западными, но без Запада не возникли бы. Без таких «уколов» из Германии, Франции, Великобритании Россия никогда не обходилась. Аналогична ситуация и со свободой. Если бы не влияние Европы, то никакой свободы, по мнению Ю. Пивоварова, в России бы не было никогда. И в этом «ничего обидного нет ни для русского патриота, ни для великодержавного шовиниста». При этом докладчик выразил и свое несогласие с теоретиками «суверенной демократии», которая есть по всем признакам не что иное, как самодержавие, просто выбрано другое название.

Второй тезис: свобода — это тема христианской цивилизации. Только христианство артикулировало эту тему; ни в китайской, ни в индийской, ни в исламской цивилизации ее нет. Христианство — это религия постоянного выбора. И насколько Россия принадлежит христианской цивилизации, настолько эта тема для нее и органична.

Свободу Юрий Пивоваров в отличие от Михаила Ильина считает единой, поскольку не может быть экономической свободы без свободы политической и наоборот. «И когда российские социологи утверждают, что россияне к каким-то свободам готовы, а к каким-то нет, я думаю, что это не так», — заметил он. Более того, в России есть свой большой опыт свободы (400-летний), хотя она всему миру известна как страна звериного деспотизма.

Россия явила миру революцию, которая принесла несвободу. До этого все революции приносили свободу. Энгельс (единственный политолог, которому есть памятник в Москве) говорил, что русская революция началась в 1861 году. Закончилась она, по утверждению Ю. Пивоварова, коллективизацией, то есть стала первой революцией, которая принесла несвободу.

Для свободы нужен субъект как ее носитель. И он создан русской литературой XIX века. Владимир Набоков говорил, что в России две истории. Одна история несвободы — это история полиции, другая — история свободы — это история литературы. В России литература — не только изящная словесность, это альтернатива несвободе, со своими героями, институтами, процедурами. Роман для русской классической литературы стал основным жанром, но он же — форма самореализации свободного человека. И русский человек реализовал себя в этой форме в высшей степени.

В России, к сожалению, сохраняется все то, что исключает возможность свободы. По-прежнему власть — это насилие, а не конвенция. Русская культура по-прежнему не диалогична, а монологична. По-прежнему власти не определились с социальным устройством общества. При всем этом есть субъекты свободы. Пока они, к сожалению, все время проигрывают. В 1938 году, когда Игоря Стравинского, русского композитора, пригласили вернуться в СССР, он отказался со словами: «Русский Бог в очередной раз спасовал перед дешевкой». Каждый раз, когда Россия оказывается на пороге свободы, она уходит в сторону. Основная «социальная ткань» оказывается не готова к свободе. По мнению академика Пивоварова, лучше всего она была готова в 1917 году и в 1990-е годы, однако либерализм потерпел поражение.

«Если борьба за свободу сейчас будет проиграна в России, то интенсивность несвободы будет больше, чем в студенческие годы присутствующих здесь Марка Урнова, Андрея Мельвиля и других. Но другого выхода нет. Либо либерализация, либо деградация. Иного будущего нет. Проклятие России надо преодолевать, тем более что есть опыт Германии, которая только в двадцатом веке смогла совершить качественный рывок в сторону свободы», — заключил Юрий Пивоваров.

Одна из проблем связана с тем, что в разные времена существуют разные «версии» свободы. В настоящее время стоит говорить о свободе социальной. Тогда она в гражданско-правовой сфере связана с соблюдением Гражданского кодекса, а в политике — Конституции. Проблема в том, что закон в России, как считают участники дискуссии, мало что значит. Даже само слово «право» пришло к нам из немецких источников, переведенных в начале XVII века Феофаном Прокоповичем.

Профессор кафедры анализа социальных институтов ВШЭ Валерий Ледяев считает, что подходов к определению понятия «свобода» много, существует широкая матрица смыслов концепта свободы, и каждый из них означает разные вещи. Современное же понимание свободы действительно связано с законом и, естественно, отличается от античного. В каждом контексте свои аспекты свободы: в политике — одни, в контексте защиты собственности — другие. Необходимо объяснять, что такое свобода, и пока это не сделано, «мы не превратим политику с семантикой крови в политику как благо для людей».

Свобода — вопрос действий людей, а не запретов и ограничений, несвобода — ограничения со стороны других людей. Причем, по словам В. Ледяева, сегодня влиятельные акторы заинтересованы в сохранении несвободы. Акторы оказываются в России сильнее институтов, и они не хотят свободы. Это, прежде всего, административный класс вместе с бизнесменами «с государственным душком», то есть так называемая правящая элита.

Несвобода — результат господства одних групп над другими. Этот барьер нужно преодолеть. Какие преимущества есть у господствующих групп? Во-первых, ресурсов больше. Во-вторых, они формируют альтернативные пути развития. В-третьих, формируют массовое сознание и манипулируют им. По мнению Валерия Ледяева, ничего нельзя сделать, пока все это будет воспроизводиться, а найти силы для противостояния очень трудно.

Заместитель декана факультета прикладной политологии ВШЭ Сергей Медведев* обратил внимание, что проблема свободы и несвободы связана с модернизацией. И приведенная цитата Игоря Стравинского хорошо иллюстрирует и нынешнюю ситуацию. А вот Набоков довольно точно охарактеризовал сущность свободы в России в принципе. Есть огромный разрыв между реалиями и вымышленной альтернативой. Для России «свобода — девиантный дискурс, это вопрос о разрыве между образованным классом и всеми остальными». И в связи с этим, воспроизводство несвободы — это воспроизводство самой России.

Свобода детерминирована географически. В Европе это «свобода от…» — там много людей, тесно, войны… Такая ситуация, кстати, поддерживалась христианством, внутри которого постоянно происходило выяснение отношений, формировались новые течения и прочее. Кроме того, «свобода от…» — это еще и свобода институциональная. В России — иначе. «У нас свобода степная, связанная с волей, это «свобода для…». Свобода для полного развития личности, самовыражения и подобного. Народ слишком жидкий, аморфный. Как писал Василий Ключевский, это жидкое вещество, которое растекается по России. Нет качества жесткости», — резюмировал Сергей Медведев*.

Заведующая отделом политической науки ИНИОН РАН, профессор кафедры прикладной политологии ВШЭ Елена Мелешкина в своем выступлении, вернувшись к правовому аспекту проблемы, рассуждала о гарантиях свободы. «Если мы задаем себе вопрос: «Как возможна свобода или несвобода в России?», то должны понимать, что она (свобода) выражается в правах и обязанностях, которые где-то закреплены. Наличие прав и обязанностей подразумевает некоторые ограничения, а кроме этого — должны быть гарантии свобод».

По ее мнению, государство не стремиться снижать транзакционные издержки взаимодействия между основными акторами. Каким должно быть международное влияние, что заставит акторов сесть за стол переговоров, достичь консенсуса относительно правил игры, прав и обязанностей? Кто должен гарантировать эти права? Международное сообщество оказывало совсем не то влияние на Россию в 1990-е годы, которое было необходимо, а сейчас подобная же ошибка совершается в арабских странах. Потому что речь не идет о том, чтобы сесть за стол переговоров и выработать права, обязанности, правила.

В ближайшем будущем политические игроки будут стараться сохранить статус-кво. Должны быть какие-то внешние изменения, может быть, связанные с экономикой. «Должно возникнуть состояние тревожной неопределенности, чтобы ключевые игроки задумались, что происходит и что должно быть. В связи с этим Сергей Медведев* вспомнил основной экономический закон постсоциалистической формации, сформулированный писателем Виктором Пелевиным: «При спецификации прав собственности по понятиям в условиях либеральной модели валовой национальный продукт асимптоматически приближается к общей сумме транзакционных издержек независимо от аллокаций ресурсов и голимых базаров».

Научный руководитель факультета прикладной политологии ВШЭ Марк Урнов предложил социально-психологическую интерпретацию состояния свободы в России. «Если человек уверен в себе, то он плавно развивается. Неуверенность, комплекс неполноценности приводит к скачкам в развитии, так как ставятся либо заведомо недостижимые цели, либо совсем заниженные, не дающие развития. Отсюда метания от полной свободы до тоталитаризма».

«Я пессимистично смотрю на ситуацию, — продолжил он. — В регионах мы проводили специальное исследование. Выяснилось, что те, кто нуждается в либеральных ценностях (а это и самые умные и образованные, и лучшие предприниматели), пакуют чемоданы и уезжают. Возникает вопрос, есть ли у России время воспитать свободное поколение? Ведь нам еще надо конкурировать с другими странами. Времени нет, уезжают лучшие люди, это не только «утечка мозгов», но и утечка новаторско-предпринимательского потенциала», — заключил Марк Урнов.

По мнению Юрия Пивоварова, в послевоенное время движение в сторону свободы в нашей стране было. После Великой Отечественной войны в российском обществе возникло два потенциала. Первый — номенклатурный — реализовался полностью. Второй — потенциал гражданского общества — нет. Двигателем развития общества была и есть гуманитарно-мыслящая интеллигенция, которая не вся эмигрировала. Это и позволило сделать изменения необратимыми. Главное, что было утрачено — страх. Сейчас уже выросло новое поколение свободных людей, сложились традиции свободы. Так что повернуть вспять уже нельзя.

Андрей Щербаков, Новостная служба портала ВШЭ

* Сергей Медведев включен Минюстом в список физлиц, выполняющих функции иностранного агента.